Первая полосаО газете и сайтеРубрикиБизнесБлицБюджетВ прокуратуреВопрос психологуГорода-деревни-мегаполисыГородская дума: Суть событийДайте жалобную книгуДети войныЖильё моёЗаписки отчаянной мамочкиЗнай нашихИспытано на себеИстория с Еленой МавлихановойКолонка юристаКриминфоКрупным планомКультураМалоэтажное строительствоНепреклонные годыО быломОдин день из жизни…Письма-звонки-визитыПривет с большой землиПутешествияРодителиСаров: инструкция по применениюСлово депутатуСлово за словоСпортСпроси священникаТвори доброФемины и политикаФотоконкурсХорошо сказаноЧтивоШколаЭкономика с Дмитрием ФайковымЯзык помощиНомера...архив...26 ноября 2014 (48)03 декабря 2014 (49)10 декабря 2014 (50)Слово — читателюКнига отзывовПоследние обсуждения |  Александр Деулин: «Нужно быть полезным Родине»№ 47 от 21 ноября 2012Мне кажется порой, что Деулин — идеалист. Он считает, что плохих детей не бывает, а бывают плохие взрослые, уверен, что троечника на генном уровне тоже не существует — просто его не развили до уровня отличника. Но, скорее всего, именно эти взгляды толкают Деулина вперед, заставляют делать все время что-то вопреки и добиваться результата. Очень жаль, что теперь итогами его работы будут отчитываться в Набережных Челнах, потому что 1 сентября этого года Александр Николаевич Деулин, бывший директор школы-интерната № 1, в которую 23 года назад он пришел 29 лет от роду директором, встретил совсем в другой школе. — Давно вы готовились к отъезду? — Признаюсь, мысль о смене места работы и жительства витала у меня давно, но влияли на переезд исключительно личные мотивы. Выросли дети, наступило время подумать о личной жизни. — Лукавите вы. Ваши дети давно взрослые. Наверное, вам сделали заманчивое предложение. Тем более поступило оно из Татарстана… — Я не оттуда, но это родина жены. А предложение — да, привлекательное. Но и брали меня не просто так, согласования шли на уровне мэра. Не скрою, мне давно хотелось бОльшего, и были задумки, как организовать учебный процесс, но не хватало площадки. Школа-интернат № 1 небольшая, а в школе, которую я сейчас возглавляю, — 45 классов. 1156 учеников. — Это обычная школа, без «уклонов»? — Да. Когда-то Макаренко в послесловии к своему последнему произведению написал, что все, чего он достиг, было возможно лишь в условиях закрытого учебного заведения, а теперь хочет попробовать силы в открытом. После этого он своим педагогическим опытом не делился. Я вот надеюсь, что у меня все получится. — Что именно? В чем суть эксперимента? — Хотим научиться определять наклонности ученика на как можно более ранней стадии. Для этого параллель, допустим, восьмых классов, примерно 100 человек, ранжируем путем тестирования. Ежегодные тесты определяют, в каком предмете ребенок сильнее. У одного, например, по математике пятерка, а по русскому языку — тройка. У другого — наоборот. У третьего успехи в биологии, а четвертый силен в физкультуре. Всех учеников параллели распределяем по четырем группам: «сильная», «не сильная», «слабее» и «слабая» в каждом предмете. Так, «сильная» группа в математике занимается, предположим, решением сложных задач, а на русском языке они попадают в ранжирование «слабая» и учатся изложение писать. «Сильная» в русском учится писать рассказ, а когда ученики из нее попадают в математически «слабую» группу, то учат, допустим, таблицу умножения. — А это не усложняет учебный процесс? — Мы не ищем легких путей. Я давно «болею» этой идеей. Но для педагога здесь явное облегчение: ведь ему не приходится разжевывать отстающим новый материал. Степень усваиваемости материала разная у всех. Надо научиться распознавать, к какой области знаний у ребенка склонности, и делать это объективно, а не со слов учителя или родителей. — Вы же не изобрели эту методику? — Нет. Она была разработана в советское время. На заре перестройки интернат закупил ее в Академии наук. — Вы не сможете один претворить ее в жизнь, вам нужны соратники. Вы довольны тем уровнем учителей, которые приходят сегодня в школы? — Не совсем. С тех пор, как профессия учителя перестала быть престижной, в педагогические вузы пошли троечники. Это 1993-95 годы, постперестроечные, «демократические» дети. К 2000-м они окончили вузы и пришли в школы. Сейчас у них самый плодотворный возраст, кто-то стал завучами и директорами, но суть-то осталась: это «троечное» отношение к делу, «троечная» агитация и пропаганда. — Они последние, кто заканчивал советскую школу. Она так уж плоха? — Ничего подобного. Мы все еще движемся на заделе старой советской школы. И когда уйдут последние директора, пока что ее сохраняющие, настанут совсем иные времена. — Надо же и вперед двигаться. Смотрите, какие перемены нынче в образовании. Вы их поддерживаете? — Не все. — Например, ту часть нового закона, где сказано, что школа теперь должна будет и зарабатывать. — Ну если я обладаю предпринимательской жилкой, зачем мне становиться директором? Мой одноклассник коммерсант, заработал на «Лексус», а я, если заработаю на подобный автомобиль, должен буду эти средства вложить в родную школу. Конечно, директор не коммерсант, но, безусловно, он производственник, и у него должна голова болеть на тему, откуда берутся деньги. — Учительница тоже не должна задумываться, простите, новые ей колготки купить или старые заштопать. Должна же у педагога быть достойная зарплата когда-нибудь. — Что касается Сарова, то здесь всегда администрация искала, как поднять зарплату учителям. Я сейчас с коллегами разговаривал, и мне называли цифру в 28 тысяч рублей при нагрузке в 24 часа. Неплохо, мне кажется. Это на фоне учителей из других городов области, но ниже, чем средняя по городу. И вспомним историю: когда рабочий в царское время получал пять рублей в месяц, то его жена сидела дома. А учитель в то время зарабатывал уроками 50 рублей в месяц. Но вообще образование — это один из самых консервативных институтов, где преобразования проходят тяжело. И новый закон не предполагает, что школа должна научить ребенка мыслить. — Так и советская не учила. Трудно представить более закостенелое отношение к преподаванию. — Вы путаете. Прежде чем научить мыслить, нужно дать объем знаний. Вы, когда подсчитываете в магазине сдачу, не отдаете себе отчет, что пользуетесь арифметикой, или не вспоминаете, что только благодаря знанию таблицы умножения производите вычисления. Педагог не думает о том, что применил учение Ушинского, а корреспондент при написании материала об экологии — о том, что использует в статье знания по химии. Это происходит на бессознательном уровне, но все это попало в мозг при учебе. Вот вы к англичанам уважительно относитесь? — Да в общем-то, никак. Я к своему народу с уважением отношусь. — У них есть требование называть человека «сэр» только в том случае, если он получил высшее образование в третьем поколении. Его мама и папа, бабушки и дедушки должны иметь за плечами высшее учебное заведение. Сэр — это человек, с первого дня живущий в кругу людей, умеющих выражать свои мысли, а главное, имеющих их. У них другой лексикон, иная манера поведения. — Контингент интерната № 1 здорово отличался от «сэров», когда вы туда пришли? — Бывало, учителя стеснялись сказать, где они трудятся. — Когда появилась традиция переводить в первый интернат все хулиганье из других школ города? — Всегда так было. Нам с трудом, но удалось поменять это отношение. До моего прихода это была девятилетка, но потом я убедил директора управления образования Н.А.Зубилина, изложил ему свою, как сейчас говорят, программу, и школа стала 10-леткой, а потом, как и везде, здесь стало 11 классов. — А зачем это нужно было? — Учащиеся не видели перспектив, они знали, что путь у них один — ПТУ. А с появлением 10-го класса появилась возможность получать высшее образование. Я объездил пол России, побывал почти во всех высших военных училищах, чтобы их представители бывали у нас на выпускных экзаменах. Меня встречали с удивлением: на дворе 90-е годы, армия разваливается, а тут человек собирается спецклассы открывать. В июне у нас в интернате бывало до 130 человек преподавателей вузов, принимали экзамены, и ребята становились курсантами военных училищ. Мировоззрение их менялось. И вот в последние годы 50% выпускников интерната стали студентами высших учебных заведений страны. Причем поступили на бюджетные места. — Наверное, у вас есть список вузов, куда конкурс не слишком высок… — Ну если Космическая академия входит в этот список, то да. И Академия ФСБ, и НГТУ им.Лобачевского. — Я, честно говоря, впервые слышу о подобных успехах выпускников интерната № 1. Тогда спрошу — раз таков результат вашей работы, нету ли идеи опробовать свои методики на более широкой экспериментальной площадке. Стать директором департамента образования, например. — Думаю, в Челнах это не получится. — Тогда поделитесь своими мыслями, как должна быть устроена современная школа. — Нужно серьезное психологическое сопровождение каждого учащегося, чтобы определять на ранней стадии, лет в 8-9, к какому предмету у него склонность. Учитель не должен этого делать. Может так оказаться, что сильный педагог по математике вытянет весь класс на хороший уровень по своему предмету. Поэтому надо исключить фактор силы личности. Есть такое понятие — объем памяти, и у каждого он свой. Но учитель не должен определять этот уровень, он лишь использует те знания, что дает ему психолог. Должны быть практические требования к ребенку, касающиеся воспитания. Нужно, чтобы все знали: и ребенок, и учитель, и родители, что если в три года Васенька не поздоровается, его пожурят, если в 10 Вася не сделает этого, его поправят, а если Василий в 15 невежлив, — то ему, условно говоря, выговор сделают. Или, например, должно быть правило, общее для всех: во время звучания гимна России стоять ровно, взгляд обратить на знамя или в ту сторону, откуда он доносится. И делать это везде, где звучит гимн. Но этим правилам сейчас никто не учит, как и многим другим. Они должны быть просты и понятны. Таким же должно быть воспитание патриотизма. В начальной школе: я люблю свою улицу, дом, двор, дальше — серьезней. — Кстати, о патриотизме. Недавно рассуждали на эту тему с начальником военкомата. Он убежден, что любить Родину нельзя научить. — Любовь можно привить. Патриотизм, в моем понимании, это три составляющие: умение быть Родине полезным, в случае необходимости защитить ее и иметь желание это делать. Патриотизм — это развиваться на благо своей страны. Взять биолога — он, выращивая новый сорт помидора, старается быть полезным Родине. Но он должен уметь ее защитить и должен хотеть этого. А у нас считается, что патриоты — только военные. Все это — наше повседневное поведение, навыки, которые кто-то нам когда-то привил и показал. Но они должны быть государством оформлены, приняты, обнародованы, и все граждане должны их знать. И тогда каждый будет весел и доволен — а что еще нужно государству от гражданина? Елена Бабинова Опубликовано на сайте 29 ноября 2012 Читайте также в номере № 47 от 21 ноября 2012
Комментарии
НаписатьЕсли вы хотите ответить кому-то, нажмите ссылку "Ответить" под его комментарием. Другие советы |
