Первая полосаО газете и сайтеРубрикиБизнесБлицБюджетВ прокуратуреВопрос психологуГорода-деревни-мегаполисыГородская дума: Суть событийДайте жалобную книгуДети войныЖильё моёЗаписки отчаянной мамочкиЗнай нашихИспытано на себеИстория с Еленой МавлихановойКолонка юристаКриминфоКрупным планомКультураМалоэтажное строительствоНепреклонные годыО быломОдин день из жизни…Письма-звонки-визитыПривет с большой землиПутешествияРодителиСаров: инструкция по применениюСлово депутатуСлово за словоСпортСпроси священникаТвори доброФемины и политикаФотоконкурсХорошо сказаноЧтивоШколаЭкономика с Дмитрием ФайковымЯзык помощиНомера...архив...26 ноября 2014 (48)03 декабря 2014 (49)10 декабря 2014 (50)Слово — читателюКнига отзывовПоследние обсуждения |  Пасхальный свет полотен Короткова№ 21 от 25 мая 2011 КультураСудьба закручивает с людьми сложные пируэты. Чем дольше живешь, тем больше находишь подтверждений этому. Степан Федорович Коротков, уроженец мордовского села Алькино, и представить себе не мог, что, когда вырастет, станет художником. Да еще каким! Сегодня на его счету десятки выставок самого разного уровня. А его картины находятся и в Министерстве культуры РФ, и в Союзе художников России, в музеях и частных коллекциях в нашей стране и за рубежом. И уж, конечно, в музее им.Эрьзи, где Степан Федорович более тридцати лет работает реставратором. Причем опыт и навыки он получал во Всероссийском научно-реставрационном центре им. академика И.Э.Грабаря, где работают мастера реставрации с мировыми именами. За долгие годы Коротков отреставрировал целый ряд живописных произведений из собрания музея, в том числе картины И.К.Макарова, Ф.В.Сычкова и, разумеется, иконы. 19 мая в Художественной галерее на пр.Мира открылась персональная выставка народного художника Мордовии Степана Короткова и его сына Валентина. Отец представляет работы на суд саровского зрителя второй раз, сын дебютирует. Коротков-старший работает в довольно редком жанре — он пишет интерьеры, вернее, свет в интерьере. Его полотна наполнены воздухом и светом. — Я не использую никаких особенных красок, — признается Степан Федорович. — Все получается само собой. Это как у Куинджи, написавшего «Лунную ночь». Все думали, что он использует специальную подсветку. А это просто краски. — Откуда такая любовь к свету, солнцу, воздуху? — Из детства. И за это я благодарен своей бабушке Аграфене. До сих пор помню ее ладонь на моей голове, как она меня гладит. Статью про нее написал. Она была верующая и каждый год после пасхальной службы обязательно брала нас, внуков, смотреть, как играет солнце. — В смысле? — Вы разве не знаете? Это уже научно доказанный факт, что в пасхальное утро солнце играет семью бликами. Но почему-то мало кто на это обращает внимание. Вот когда рассказываю, люди вглядываются в пасхальное солнце, потом говорят: действительно, играет! Мне всегда хотелось передать этот свет людям, выразить его красками. И эта тема не приедается и не исчерпывается. Главное, что зрителям всегда нравится свет. Самые хмурые лица разглаживаются, самые усталые начинают улыбаться. Это мне как художнику приятно. Я с удовольствием вглядываюсь в лица посетителей, приходящих на выставки. В этом есть своя радость. — Но при этом портреты вы не пишете… — Каждому свое. Солнечный свет преображает привычные вещи. Даже голая стена, расчерченная тенью рамы, становится живой, интересной. Помню, как в пришел утром в музей Эрьзи на работу и увидел игру света на стене. Тут же поставил холст и стал писать — так захотелось выразить эту красоту. Не получилось. Потом год холст стоял лицом к стене. Но я нашел нужные краски, нужное настроение, чтобы завершить полотно. Сейчас оно находится во Владимиро-Сузальском музее, куда приехало на одну из выставок, да так и осталось. — В Саров вы привезли триптих по мотивам Вермеера. Его знаменитая «Шоколадница» в вашей трактовке просто лучится… Вы увлечены творчеством этого признанного во всем мире мастера? — Скорее, светом его полотен. Вермеер всю жизнь писал свет и воздух. У меня есть серия «Любимые художники», где этому мастеру отведено особое место. Вся разница в том, что ему были нужны люди, а я убрал из интерьеров его главные фигуры и посмотрел, как пространство заполняется светом и воздухом. Но на одной из картин я посадил Вермеера писать автопортрет, чтобы вы видели, как он пишет солнце. Так что свет всему причина. — Вы — реставратор, возвращаете к жизни иконы. Это отражается на вашем творчестве? — Еще как! Ведь икона — это тоже свет! Свет, который идет из глубины образа. Но, честно говоря, я считаю, что иконы вообще не надо реставрировать. Вот и оставались бы такими, какими дошли до нас! Пусть сохранилась только часть изображения, но ведь эта часть и есть рука мастера. Я начал писать картины-иконы, чтобы запечатлеть тот или иной образ в том состоянии, в каком он попал в мои руки. За тридцать лет работы реставратором я насмотрелся всякого. Богоборческие времена искалечили немало икон. Я видел образы разломанные, исцарапанные, простреленные, с выколотыми глазами. И всякий раз — холод по коже от ужаса: до чего иной раз может дойти человек! И я как хирург. И никогда не знаешь, как поведут себя доска, левкас, красочный слой… Боишься нанести вред, внести в икону свое, то, что мастер не писал. А когда работа завершена, понимаешь, что история образа лично для меня уже утрачена. Потому что царапина, трещина, выцветшие краски — это же история, определенные события. А теперь она как новая, а истории уже нет. Вот я и стал запечатлевать иконы, какими они попадают ко мне. Чтобы люди помнили. — У вас есть цикл «Жизнь иконы», который, правда, сегодня в Сарове не выставлен. — Совершенно верно. И самый первый образ, запечатленный мной, — Казанской Божией Матери: какой она попала в реставрационную мастерскую и как менялась в процессе работы. В этом цикле заложена простая идея — восстановление иконы как возрождение веры. — Степан Федорович, у вас извилистая дорога к профессии художника. Вы и в училище поступали, и поучиться там успели. А потом — раз! — и круто изменили маршрут. — Я с детства рисовать любил. В школе, помню, одноклассники после уроков гоняют мяч, а я сижу в классе и рисую стенгазету. И за окно поглядываю. Классная руководительница спрашивает: «Побегать хочется?» — «Хочется». — «Еще набегаешься. А вот то, что рисуешь, в жизни может пригодиться». И навсегда ее слова запомнил. Вот же — пригодилось! Поступал в физкультурный институт — не поступил. Ладно, пошел в училище. А там на лето студентки приехали кружки всякие проводить. И одна моей маме сказала: «Зачем ему это училище? Он же рисует! Пусть учится на художника!». В общем, вывела меня судьба на этот путь. И никогда об этом не пожалел. Выставка художников Коротковых продлится до середины июня. А на память о ней Художественной галерее останется диптих о Серафиме Саровском. Елена Трусова, фото Елены Пегоевой Опубликовано на сайте 25 мая 2011  Читайте также в рубрике Культура
Читайте также в номере № 21 от 25 мая 2011Все статьи в номере № 21 от 25 мая 2011Нет комментариев Написать |